|
Конституция как спецоперация
|
12
декабря мы готовимся отметить День Конституции – как памятную дату, не
праздник. Время от времени глухо и не очень внятно звучат предложения о
том, что Конституцию надо поправить, поскольку государство переросло
«ельцинское наследие». В это же самое время на общественной сцене вдруг
снова возникает «отец русской Конституции» Олег РУМЯНЦЕВ с проектом
многотомного труда «Из истории создания Конституции Российской
Федерации» под эгидой воссозданного после, по всей видимости,
вынужденного перерыва НКО «Фонд конституционных реформ». Что это
означает, к чему клонится, «Политический журнал» выяснял
непосредственно у «виновника торжества».
|
|
|
|
Что бы ни случилось с
Конституцией в дальнейшем, конституционный строй у нас стабильный
|
Цель – простая, содействие конституционному правосознанию. Не секрет,
что отношение к Конституции, принятой в 1993 году, у наших соотечественников,
мягко скажем, не самое теплое. Правовой нигилизм, стремление жить по
неким особенным российским понятиям, бравада, что любой закон можно
обойти, культ силы возведены в ранг доблести, почти национальной
практики. Политтехнологи это используют и подбрасывают соответствующие
теории о сакральности власти. Кому же теперь, как не нам, участникам
конституционного процесса 90-х годов, бывшим членам и экспертам
Конституционной комиссии, задуматься о том, что мы в состоянии внести
свой вклад в развитие не только правовой культуры, но и самой идеи
конституционного строя, в том числе – путем сохранения конституционного
наследия годов реформы? Ведь конституционное наследие – это не только
проекты Конституции, но и вся огромная подушка документов, стенограмм и
материалов, аура дискуссий, гражданские и политические инициативы,
которые сопровождали конституционную реформу начала 90-х годов.
Нам, прямым участникам дискуссии предыдущего периода, есть что
продемонстрировать акторам современной политики, тем более что актуальны
вопросы о роли и пределах государственной власти, о будущем политической
модели после 2008 года. Безусловно, не в форме сегодняшнего собственного
мнения – его никто не услышит без спецтехнологий, – а в виде
интеллектуального продукта начала 1990-х годов, когда, как нам казалось,
уже были найдены исчерпывающие ответы на вопрос о том, при каком строе мы
хотим жить, и эти ответы прошли все согласования сверху донизу, слева
направо. Тот факт, что после 1993 года о Конституции предпочитали не
вспоминать, во многом был результатом не недоработок правовых формул, а
исключительностью той родовой травмы, которая сопровождала ее рождение.
Фонд конституционных реформ – не новая неправительственная
организация, она была создана еще в 1991 году с участием видных деятелей
конституционного процесса того времени. В 2006–2007 годах участники фонда
предприняли ряд важных инициатив. Год назад президенту РФ было направлено
письмо конституционалистов с предложением поддержать проект «История
создания Конституции РФ», направленный на сохранение конституционного
наследия. Под ним подписались порядка 50 человек, среди которых упомяну
такие разные по взглядам, но знаковые и авторитетные в мире права имена,
как С. Бабурин, А. Вешняков, О. Кутафин, В. Лукин, Л. Мамут, М. Митюков,
О. Румянцев, В. Степанков, С. Степашин, Б. Страшун, В. Туманов, С.
Шахрай, В. Шейнис и другие.
Администрация президента нам ответила, что разделяет наше мнение и
поддерживает инициативную группу, но предложила издавать документы
усилиями неправительственных фондов и организаций. Однако позже, 8 марта,
было инициировано обращение Думы к Фрадкову с предложением принять меры
по сохранению материалов, связанных с подготовкой проекта Конституции,
как «ценнейших юридических и исторических материалов, сохранение которых
– обязанность государства», чья потеря будет «серьезным препятствием для
преемственного развития российского законодательства». В итоге было
выдано поручение правительства Министерству культуры, где 12 сентября
сего года министр Соколов создал рабочую группу, а Фонд конституционных
реформ стал рамочной организацией, которая оказывает общественное
содействие практической реализации поставленных задач.
Наш первый проект в рамках этой большой работы – издание многотомного
сборника «Из истории создания Конституции Российской Федерации». Он
продолжает начатое в 1996 году Сергеем Филатовым, который тогда издал
стенограммы Конституционного совещания в 20 томах. Однако там были
собраны только документы последних месяцев работы над проектом
Конституции, а ведь им предшествовали три года обширной творческой и
политической работы Конституционной комиссии, начинавшейся как ведущая
комиссия Съезда народных депутатов РСФСР, работы подчас более интересной
в творческом плане. Во всяком случае, без них история конституционной
реформы, как и вообще история новейшего времени в России, будет неполной.
– «Письмо
конституционалистов» – прозвучало несколько лихо, как будто существует
такое тайное братство неких конституционалистов, почти масонов, последних
охранителей Конституции, ставящих своей целью сделать так, чтобы Россия
не свернула с конституционного пути развития… У нас ведь две линии в
истории государства: одна – на создание Конституции, другая – на
прерывание конституционного процесса. Какая победит? Получается почти
политика?
– Нет, наша деятельность не политика, а нормальная гражданская
инициатива. В то время как все говорят об усыхании гражданского общества,
о его растворении в государстве, я считаю, что не надо лить крокодиловы
слезы, надо просто не прекращать инициативы. Мы все, кто подписал
обращение к президенту, работаем в разных отраслях – кто на
государственной службе, кто в частном бизнесе. Нужно было лишь найти
оптимальную форму для реализации нашего гражданского стремления. Такой
компетентной структурой, которая в оптимальной форме смогла бы обеспечить
модное ныне частно-государственное партнерство, и является фонд,
осуществляющий и исследовательскую, и архивную, и издательскую
деятельность. Не мне вам доказывать, что общественная инициатива – это то
главное, на чем зиждется развитие общества. Мы располагаем чудом
уцелевшими документами, есть значительный архивный фонд в госархиве, и не
обнародовать их в системном виде было бы ошибкой, потому что сегодня
ставится вопрос о создании, например, «правильного» учебника о той эпохе,
а это уже форма пропаганды. Можно ли издавать учебник о той сложнейшей
эпохе, не имея в открытом доступе первоисточников? Вот мы и даем
исследователям богатый объективный материал.
– Я не понял, кто
главный в этом, назовем его, «деле конституционалистов» – фонд, Дума,
администрация президента, политические силы?
– В таком общественном деле нет главных и второстепенных участников.
Начальная инициатива принадлежала мне, как бывшему депутату и ответственному
секретарю Конституционной комиссии, который, что называется, держал
свечку с первого дня конституционной реформы до референдума по
Конституции, так что для меня почти все закоулки этой истории более или
менее видятся ясно. Но поговоришь даже с коллегами-специалистами и диву
даешься разбросу мнений. Что же говорить о широкой публике! Нашлось
только два человека, к кому я обращался с инициативой опубликования
материалов реформы, которые отказались подписать письмо президенту, и то
исходя из сиюминутных карьерных соображений. Все остальные с радостью
помогают работе над нашим проектом.
– А в чем,
кстати, заключались карьерные соображения не подписать такое письмо
президенту?
|
|
|
Вместо объявления досрочных
выборов и парламента, и президента Борис Ельцин в 1993 году совершил
страшную ошибку. Последствия ее не преодолены до сих пор
|
– Возможно, кто-то подумал: инициатива пришла не сверху, а сегодня
такое время, что к инициативам снизу не привыкли, их считают не лишенными
риска. То ли дело смотреть «Дом-2»! Мне же казалось, что актуальность
такого издания совершенно очевидна. Что бы ни случилось с конкретным
текстом Конституции в будущем, конституционный строй у нас стабилен, но
он нуждается в укреплении и развитии. Нуждается именно конституционный строй,
а не текст Конституции – это не одно и то же.
– Ваша серьезная
политическая карьера началась с проекта первой русской Конституции, и,
безусловно, вам логично строить свою общественную карьеру в русле этой
темы, однако публика нагружает это дополнительными смыслами, которые
императивно обязывают актора. Вас чуть не расстреляли в 1993 году, но кто
такой Румянцев в 2007 году – ренегат или камикадзе? Почему он говорит об
уважении к Конституции, когда существует тренд на ее отмену? Как он
относится к тому, что уважение к конституционным нормам сегодня на самом
низком уровне, поскольку на самом высоком уровне инициативное
политическое творчество? Я имею в виду предложение Султыгова о введении
института национального лидера, превращении выборов в плебисцит и т.п.
– Когда после громкого депутатства в Верховном Совете я позже работал
юристом в Госдуме, мои тогдашние руководители Анатолий Лукьянов и Елена
Мизулина крайне негодовали, что я не сижу тихо, как мышка, и не занимаюсь
только одним написанием законов. Однако ко мне шли ученые, представители
отечественной и зарубежной прессы. Они не могли забыть, что я стоял у
истоков конституционной реформы и фактически возглавлял крупнейшую
комиссию Съезда народных депутатов в течение четырех лет, с 1990 по 1993
год, работая рука об руку и с президентом Ельциным, и с председателем
парламента Хасбулатовым, которые были, говоря современным языком, моими
непосредственными лайн-менеджерами. Это огромная школа жизни, которая
сегодня, я подчеркиваю, позволяет заниматься нашим просветительским
проектом.
– Но вы
понимаете, что когда появляется такой сборник и народ видит фамилию «того
самого» Румянцева, он начинает гадать: к чему это – к изменению
Конституции или к чему-то другому?
– Поверьте, за нашим проектом одна просветительская инициатива –
больше ничего. Я всегда был противником политтехнологий. Конституционная
комиссия тоже была прежде всего творческим представительным органом.
Позже, в разгар противостояния президента и парламента по вопросу о
распределении власти, было созвано Конституционное совещание, которое
действительно носило на себе печать большой политтехнологии. Там
закрепили сверхсильное президентство при минимальной роли парламента и
общественного и народного контроля. Сегодня это оправдывают нашей
исторической традицией – как мне кажется, в ущерб механизмам саморазвития
общества и личности.
По аналогии с восьмидесятыми – когда гражданским инициативам не
находится места в официозе, они прорастают снизу неожиданно. Мне кажется,
это веление времени. Обсуждение третьего срока или форм парламентского
контроля носит слишком прикладной характер. Нам же интереснее
стратегические вопросы: каким мы хотим видеть наш конституционный строй.
Логично обратиться к опыту того времени, когда гражданские инициативы
перехлестывали через край, так, что кое-кто даже убоялся этого, предлагал
двигаться к просвещенному авторитаризму. До сих пор я считаю, что есть и
другие пути развития нашего общества. Не патерналистские, не через некий
«спасительный крюк», а те, которые мы предлагали, прорабатывали еще
тогда. Внимательный читатель, исследователь, студенчество пусть сравнят.
Ведь хорошо, когда есть, из чего выбирать, хотя бы даже сугубо в
дискуссионном плане.
– Оттого что мы
часто живем не по законам, я, честно говоря, в Конституцию редко заглядываю.
Как вы считаете, действительно есть проблема с современным текстом? Что,
его нужно менять?
– Мне не вполне понятен спор о том, должен ли у нас быть национальный
лидер вне систем координат, которые создает правовое государство с
разделением властей, формами парламентского и общественного контроля.
Политики в ловушке: они лишь интерпретируют ту Конституцию, которая у нас
есть, которая принята на пике спора между парламентом и президентом. И от
этого никуда не уйти. Я не даю оценку – хорошо это или плохо. Мне
казалось, тогда удавалось найти механизм разрешения этого кризиса в
досрочных одновременных выборах и президента, и парламента, но, как вы
помните, эту возможность упустили, а парламент и Конституционный суд
замочили. Виной чему доминирующая с революционной поры политическая
культура дедовщины, неспособность к мирным переговорам, отсутствие
навыков управления кризисом, достижения договоренностей и учета интересов
противоположной стороны. Последствия этого ошибочного решения не
преодолены до сих пор. Вот откуда сегодняшняя ситуация, когда большинство
общества демонстрирует свою готовность отказаться от части своих прав и
свобод, чтобы делегировать лидеру чрезвычайные полномочия для обеспечения
стабильности. Таково время. Не думаю, что современный текст Конституции
нуждается в корректировке сегодня. Но это может потребоваться самому
обществу, скажем, послезавтра.
– Я не понял, эта
квазимонархическо-конституционная модель ожидает новую Конституцию?
– Нет, наша нынешняя Конституция способствует такой модели.
– Тогда все
прекрасно. Конституция соответствует политической реальности. Зачем
менять, даже «послезавтра»? Или вы согласны с тем, что Конституцию 1993
года можно и нужно изменить?
|
|
|
Политики в ловушке. Они
вынуждены интерпретировать ту Конституцию, что у нас есть. Никуда от
этого не уйти
|
– Тут вот какая проблема. В 1993 году оппоненты получившейся по
Конституции формы правления приняли негласный пакт о том, что лучше жить
по этой Конституции, чем по никакой. Этот пакт продолжается до сих пор, и
в нем есть определенный смысл, нацеленный на стабилизацию в интересах
дальнейшего развития. Вопрос лишь в том, хватит ли субъективной воли на
то, чтобы действительно двигаться по пути развития. Уже то, что началось
обсуждение усиления роли парламента, говорит о постепенном пробуждении
элит. Возможно, будут сделаны такие очевидные предложения, как вернуть
выборы членов Совета Федерации по регионам, закрепить права парламента в
проведении парламентских расследований или дачи согласия на назначение
ключевых министров правительства. Тема таких поправок рано или поздно
будет поставлена на повестку дня, и, как знать, может быть, дискуссия о
третьем сроке к тому и ведет. Другое дело, что многие не хотят открывать ящик
Пандоры до времени, ибо зыбким еще является механизм федерализма и велики
риски затронуть тему объективно нежелательных поправок в этой области.
Риски же эти, по всей видимости, будут минимизированы не сегодня. Но
готовиться, то есть изучать вопрос, уже пора…
– Факт
существования вашего Фонда и ваш печатный труд, который я держу в руках –
«Из истории создания Конституции Российской федерации», – фиксирует пафос
определенных достижений демократии, однако современная концепция поздней
российской истории гласит, что девяностые годы – это годы величайшей
катастрофы, а все хорошее начинается только после 2000 года. Вы согласны
с этой концепцией?
– В девяностые годы, на мой взгляд, правящим политическим классом были
совершены три крупные ошибки.
Первая – не доведение до финала перезаключения союзного договора.
Вторая ошибка – принятие Ельциным решения о закрытии второй и третьей
власти, парламента и Конституционного суда. Третья ошибка в том, что
общество бедных людей в течение долгих лет не получало возможности для
справедливого социально-экономического развития, ибо не были созданы
условия для развития среднего класса.
Но все-таки в начале девяностых был сделан колоссальный шаг вперед –
был преодолен диктат одной партии, одной идеологии, заложены основы конституционного
строя, мы худо-бедно договорились об основных ценностях и принципах,
характерных для большинства развитых стран мира. Говорить, что тогда была
одна катастрофа – это, конечно, несправедливо.
– То есть распад
Союза вы считаете ошибкой?
– Декларация о государственном суверенитете однозначно ставила вопрос
о том, что на основе провозглашенных принципов будет подготовлена как
новая Конституция России, так и обновленный Союзный договор. Но президент
Ельцин и комиссия по Союзному договору, к сожалению, с этой задачей не
справились. 25 ноября 1991 года был распространен проект договора о Союзе
суверенных государств – отчасти схожем по ряду положений с формулой
нынешнего Союза Белоруссии и России. Тем не менее в начале декабря
юристами президента был предложен текст Беловежских соглашений, отвергших
все то, что было наработано к тому времени в рамках ново-огаревского
процесса и комиссии Съезда по Союзному договору. Необходимо было найти
формы конфедерации, взаимодействия, которые бы обеспечивали согласованное
развитие. Если бы эти формы были найдены, не было бы споров о газовой
трубе, о косе Тузла и других вещах, были бы общий рынок и единая валюта.
И, кстати, в голосовании о денонсации я не принимал участия.
– Есть ли вина
Олега Румянцева в распаде СССР, ведь в том числе и с вашей подачи была
принята Декларация о независимости. Кстати, сегодня любят смеяться:
независимости от чего? Добавлю, что я не смеюсь.
– Главное, что в Декларации о суверенитете были впервые прописаны
основы конституционного строя. Но я ощущаю свою ответственность, и
поэтому в середине 90-х годов пришел в Сообщество Беларуси и России –
тогда это так называлось – и самым активным образом занялся созданием
договора о его преобразовании в союз государств, чем внес свой вклад в
интеграцию. Другое дело, что модель «двойки», вокруг которой могли бы
возникнуть и другие формы интеграции, по субъективным причинам сегодня,
увы, находится на запасном пути.
– Недавно я
услышал, в частности, от Шойгу в передаче «Воскресный вечер с Владимиром
Соловьевым», что Конституция (уж не знаю, первая или вторая) открыла
какой-то невероятный парад суверенитетов, что некоторые республики
принимали в качестве второго языка английский и имели министров
иностранных дел, явно намереваясь играть самостоятельную роль на
международной арене. Это правда или пропаганда?
– Это эмоциональная, но верная постановка проблемы. Когда распался
Советский Союз, процесс распада перекинулся и на РФ. Возникли проблемы в
Татарстане, Башкирии, Якутии, Туве, Чечне. Республики говорили о
заключении федеративного договора, который как бы фиксировал учреждение
заново Российской Федерации, что, на мой взгляд, было крайне опасно.
Сегодня – учредили, завтра – распустили. Мы решительно отстаивали и в
итоге отстояли другую предметность федеративного договора – о
разграничении полномочий и предметов ведения между центром и регионами.
Таким он и стал в 1992 году, а затем его содержание перешло в главу 3
Конституции. Это дало возможность избежать многих опасностей. Тем самым
был поставлен жирный крест на усилиях некоторых недоброжелателей
возрождающейся Российской Федерации. В каком-то смысле это была
тяжелейшая спецоперация, которой можно гордиться. Об этом расскажут
документы нашего сборника в томе 3, посвященном 1992 году.
Беседовал Сергей
МИТРОФАНОВ
ДОСЬЕ
Олег РУМЯНЦЕВ
46 лет, российский юрист, политический и государственный деятель, один
из инициаторов конституционной реформы в РФ. Президент некоммерческой
организации «Фонд конституционных реформ», кандидат юридических наук. Был
политически популярен в 1991–1993 гг., когда являлся ответственным
секретарем Конституционной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР,
руководил рабочей группой Конституционной комиссии. С января 1992 г.
наделен правами председателя комитета Верховного Совета РФ. После
расстрела Белого дома в 1993 г. остро переживал крах многообещающей
карьеры, не смог принять «правильную сторону», постепенно растерял
политическое влияние и в конце концов ушел менеджером в частный бизнес.
Явление О.Г. Румянцева в свет с гражданской инициативой скорее
нетрадиционно для подобных биографий и ставит новые вопросы.
Политический журнал, № 33 (176) / 17 декабря
2007
|
Комментарии
Отправить комментарий