Ленин как черный пиарщик

 

Ленин как черный пиарщик

Роберт Пейн. Ленин: Жизнь и смерть / Пер. с англ. О.Л.Никулиной - М.: Молодая гвардия, 2002. - 667 стр., ил. (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 823). √ ISBN 5-235-02456-7

Дата публикации:  30 Октября 2002

 получить по E-mail
 версия для печати

Эта книга не опоздала. Написанная в 64-м году прошлого века английским историком и публицистом Робертом Пейном и выпущенная в России только в начале третьего тысячелетия, она пришла к нам вовремя. Странно? Ничего подобного. Тогда в шестидесятых ее почти некому было читать, а в середине семидесятых, когда наступила эра самиздата, уверен, ее прочитали бы не так. Выискивали бы оскорбления ленинизма и удивлялись бы лояльности автора к тирану. В любом случае, в семидесятых не нашлось безумцев, которые бы перепечатали на машинке или отксерили на государственной службе около семисот страниц убористого текста. И слава богу, теперь мы читаем "The Life and Death of Lenin" как абсолютно новую книгу, а об авторе, скончавшимся двадцать лет назад, говорим как о нашем современнике. Причем новые "левые" продолжают корить его за субъективность, как будто бы он может что-то исправить.

"По всей работе рассыпаны высокие оценки железной воли и политического гения Ленина. Казалось бы, чего же вам еще? Правды! Не механического смешения плюсов и минусов, хорошего и дурного, высокого и низкого, а правды. Внимательнейшим образом изучив 667-страничную работу Р.Пейна, должен по примеру апостола Фомы сказать: "Не верю!". Дело в том, что деланная "объективность" автора биографии есть всего лишь средство усиления воздействия крайне предвзятой оценки жизни и деятельности Ленина" (В.Карпов, "Саркофаг для Ленина").

Впрочем, я не совсем прав, когда начинаю представлять ситуацию так, будто бы "Ленин" Пейна взорвал в Москве интеллектуальную бомбу. Все-таки мы общество уже несколько зачумленное. Пока было всего несколько скупых рецензий. Причем, либеральные критики отнеслись к книге, вышедшей в серии ЖЗЛ, явно слишком поспешно, осилив разве что предисловие автора и выхватив из нее, как им показалось, квинтэссенцию, которую автор зачем-то разжевывает потом семистах страницах.

"Английский писатель Роберт Пейн, - пишет Татьяна Калужских в "Независимой газете", - излагая биографию Ленина, по-своему пытается встать по ту сторону pro et contra. Правда, недостижимая для гуманитария "объективность подхода" заменяется в его книге смесью иронии и восхищения. <...> Ленин у Пейна - и палач, и жертва, и Молох, и телец. Выведение ленинских идей из русского народничества ткачевско-нечаевского образца объясняется, конечно, не только возросшим тогда интересом к русской революционной традиции. Чтение ленинских статей и книг, которыми, кстати, внушительно оснащена книга, дает много поводов для того, чтобы видеть в нем чудовищное соединение анархиста с диктатором. Разругав или, напротив, оценив смелость автора и достоинства книги, читатель волен дальше "отливать" или "лепить" своего личного Ленина".

Объективность, по мнению либерального критика, заменяется смесью иронии и восхищения. Либеральный вывод: каждый волен пойти и лепить дальше своего Ленина, не имеющего к реальному никакого отношения. А может - и не пойти, и не лепить...

Более подробно вчитывались, видимо, "левые". Их действительно задела страстная заинтересованность Пейна вдохнуть жизнь в мумифицированный образ. Каждая по-человечески осмысленная Пейном деталь вызывает у "левых" чувство физической боли.

Можно представить! "Весной 1915 года умерла мать Крупской. С ее смертью связана такая история. Однажды ночью Крупская, устав от постоянного дежурства у постели умирающей матери, ушла спать, попросив Ленина разбудить ее, если она понадобится матери. Ленин сидел и работал. В ту ночь она умерла. На другое утро Крупская, проснувшись, увидела, что ее мать лежит уже мертвая. Потрясенная, она потребовала от Ленина объяснений, почему тот ее не разбудил. "Ты просила разбудить тебя, если ты ей понадобишься, - ответил Ленин. - Она умерла. Ты ей не понадобилась". А таких "деталей" у Пейна множество.

Но дело даже не в этом и не об это хотелось бы сказать. Есть нечто, что пропустили критики из обоих лагерей. А именно, что сегодня, в 2002 году, мы странно оказались ближе к пониманию образа Ленина, чем даже десятилетие и, тем более, чем два десятилетия назад.

Ведь так же, как и россияне в 1917 году, мы пережили крах государства - крах СССР в 1991 году. Более того, можно сказать, что мы не только на своей шкуре пережили крах Советской империи, но продолжаем жить... с загадкой краха Российской империи, в свою очередь, возвращающей нас к загадке краха Российской империи начала прошлого века. До сих политологи не могут понять, какие силы этот крах вызвали и как интеллектуально ничтожные люди смогли оседлать историю.

Таким образом, возвращение к корням русской революции спровоцировано сегодняшним днем. Понимание сегодняшнего и понимание прошлого как бы уникально сошлись в единый процесс - вот что главное. Перестройка и десятилетие реформ обнажила сущности политической элиты, правящей Россией до 1991 года, и сущности новых людей, идущих на смену - и все это закономерно опять нас сталкивает к Ленину.

Ленину - и истерику, и шизофренику, и, фактически - журналисту с очень неровным и однобоким образованием (достаточно снова перечитать его политическую публицистику). Гениальному черному пиарщику, так сказать.

Поразительно, что большую часть своей жизни окруженный не столько тайной дружиной, сколько столь же истеричными и недалекими женщинами (зато впоследствии - боевиками кавказской национальности), он умудрился довести свой чудовищный план до конца, пользуясь лишь... убеждением.

К слову: журналистский аспект ленинизма уже в демократическое время любил выделять первый главный редактор "Независимой газеты" Виталий Третьяков. Помнится, он всегда сурово обрывал младших коллег, когда те пытались обойтись с Лениным с позиций августовской революции. По Третьякову же, в своей персональной авторской колонке постоянно поучавшему политических вождей новой России, жизнь Ленина - это была чудесная история череды побед главного редактора, уникальная и неповторимая. Понятно - почему Третьяков так считал. Но вот, по Пейну, жизнь Ленина - это все-таки череда поражений и самообманов, что, наверное, реалистичней, потому что поражения и самообманы в истории встречаются чаще, а в истории России - практически все время.

Так что, конечно, каждый может лепить своего личного Ленина, как призывает Татьяна Калужских, тем более что этим занимались в России непрерывно уже почти сто лет, создав галерею образов от "человечного" Ленина Щукина до Ленина-идиота в исполнении Мозгового. Но бьюсь об заклад, Пейн двадцатилетней давности ближе к пониманию феномена русской власти и феномена новых людей, чем очень и очень многие.

P.S. "Пейн двадцатилетней давности ближе к пониманию феномена русской власти и феномена новых людей, чем очень и очень многие", - характеристика финальная для рецензии. Но хотелось бы привести и бытовой пример того, что тема продолжаем кровоточить. Случилось же так, что "Ленин. Жизнь и смерть" для экономии времени я читал в метро. И вот, когда я достал из портфеля толстенный талмуд, на котором на корешке было написано "Ленин", в вагоне это вызвало шок. У меня создалось впечатление, что кто-то от меня отодвинулся. Зато какие-то старушки явно давили в себе желание заключить меня в объятия. Все это меня рассмешило, и когда я приехал в редакцию, я решил рассказать "анекдот" коллегам. "Представляете, - говорю я, изображая в лицах все то, о чем рассказываю, - достаю я эту книгу из портфеля - и..." Снова раздался стук падающего тела...