Тошнота спасла мир. Почему в августе 1991 года в стране победила демократия
Сергей Митро-Митрошин
Долгое время в августе мы писали об «августе 1991-го». Сначала это были очень победительные, юбилейные статьи. Типа «вот как мы тогда клёво дали!» Потом в них появилась какая-то меланхолия, когда наши дальнейшие дела пошли вкривь и вкось. Затем появился нежданный катастрофизм: «Ну, и хде, хде результаты?». А потом люди вообще перестали и писать, и читать, стесняясь самих этих слов. Заслонили другие танки в городах, экономические кризисы, пандемии, Трамп и американские дела… А одна подруга мне вообще сказала: «А проблема пресной воды – почему она тебя сегодня не интересует?»
Очень интересует! «Без воды не туды и не сюды». И я бы сегодня тоже не стал снова поднимать тему злосчастного «августа», если бы не следующий эпизод. Послушайте.
Главный кризис его жизни
Пошел я в банк к своему менеджеру, который предложил мне новые «инструменты», тем самым вызвав у меня внутренний хохот. Дело в том, что с прежними «инструментами» вся накопленная к старости валюта зависла, уже перестав, собственно, быть моей в классическом смысле этого слова. Банк стал ее кидать со счета на счет без моего на то согласия, а ценные бумаги передавать каким-то другим брокерам. А я в этой концепции, видимо, превратился в добровольного служащего того же банка или во временного распорядителя своими деньгами, притом, что сейчас и это время, кажется, тоже закончилось. Из богатого человека, которому полагался бесплатный личный менеджер, я мгновенно превратился в бедного, которому менеджер уже не полагается.
Однако я не стал делиться со своим уходящим менеджером сардонистическими соображениями, заметив только, что так неуютно для новых «инструментов» (он предлагал принести еще денег, чтобы восстановить мои права) еще не было никогда в истории СССР-Россия. «Как, никогда? - удивился менеджер, симпатичный молодой человек, - был знаменитый китайский кризис в нулевые, но мы же выдержали, выдержим и сегодня».
И тут меня как ударило. Почему он вспоминает какой-то нелепый китайский кризис? А сколько ему было в 1998-ом? Мы же все это проходили. Менеджер подумал и ответил: «Шесть лет».
Шесть лет! Значит, для него «ужас 98 года» – это какие-то непонятные «Легенды и мифы Древней Греции». Оппа! - а в 91-ом его вообще не было на этой планете! И если потом, когда он стал взрослым, кто-то ему сказал, что в 91-ом мы по глупости произвели разрушение «офиса СССР», когда надо было только мебель переставить, такая по-своему логичная версия вполне могла поселиться в его голове.
Может, нужно было что-то поменять «офисе»?
Как бы не надо было разрушать СССР вместе с бесплатными медициной и образованием. Не надо было скандально запрещать Коммунистическую партию, просто создать вторую – Социал-демократическую. Не надо было закрывать военные базы за рубежом, теряя геополитическое влияние, - оно бы сегодня пригодилось в ответ на санкции. А коли уж приспичило выходить из ГДР, то взять за это щедрые отступные.
Иными словами, просто надо было чуть-чуть что-то поменять в «офисе», и не было бы у нас забот. Избавиться от плохого, оставив все хорошее.
Вы скажете, это какой-то фельетон на цели и значение «августа»? Но в спор сегодня включаются и серьезные пожилые люди. Одно из критических соображений основывается на сомнении¸ что люди, миллионы на площадях, тогда хотели демократию.
Действительно, если бы хотели демократию, то почему потом перестали ее защищать, даже перейдя к отрицанию? Где демократическая субъектность народа? Может, говорили-то про демократию, а на самом деле, джинсов, колбасы и жвачки им было достаточно?
Или люди думали, что Запад им организует Лазурный берег на всем протяжении СССР, достаточно разоружиться и сказать правильные слова? Будем типа лежать на пляже в праздной неге, попивая бельгийское пиво. Понятно, что потом они все расстроились.
Отвечаю:
СССР тогда погубили не недоразумение, его погубила вполне обусловленная тошнота
От советского бытия к 1985 году тошнило уже всех, и хипстеров, и партийных, и даже силовиков. Притом, что тошнота имела следующие корни. Во-первых, тотальная нищета, нищета особого рода, когда советские люди плавали на сверхдорогих атомных подлодках и запускали людей в космос, но не имели собственных средств на самое необходимое, чтобы, например, починить покосившейся забор.
Вспоминается, что, когда Гагарин приземлился на колхозное поле, обрадовавшиеся колхозники первым делом съели его лётный паек – они такой вкусной еды (в малосимпатичных тюбиках) никогда в жизни не видели.
А вторая причина – опять же тотальная заритуализированность советской жизни, когда абсолютно все люди СССР ненормально были лишены своего собственного голоса, чего не скажешь ни про какую другую взрослую нацию в мире.
Это было время, когда на все вопросы существовали стандартные ритуальные ответы. «Почему вы хотите вступить в Коммунистическую партию? – Потому что хочу быть в первых рядах борцов за дело коммунизма». ОК! «Почему эти идеи правильные? Потому что так писали Маркс и Ленин, страница такая-то¸ том-такой». Эти ритуалы съедали время жизни. Обретение собственного голоса и собственного мнения (без лениных, марксов и генсеков), таким образом, было важным мотивом «августа». Это было как обретение воздуха водолазом. Вместо «они считаю», «я считаю».
И пусть не говорят, что люди при этом не понимали демократию (действительно, я и сам не очень понимал, как она выглядит на практике и будут ли демократические представители умными), но эти чувства – избавление от тошноты и обретение собственного голоса, - несомненно, были самыми настоящими демократическими чувствами. Как и стремление к вольнице в одежде. Однако в августе 1991 года все хорошее, что вызревало с 1985 года, могло прерваться.
«Август» и «страх»
Люди склонны пугаться. Особенно, когда подозревают крен к 1937 году. 19 августа я проснулся от странной тишины города и странного гула, который шел от МКАД. Это в город входили танки. Позвонил друг, случайно зависший в Америке, спросил, стоит ли возвращаться. Помню, что я проинтуичил и ответил, что в полную и фатальную катастрофу все же не верю. Потом позвонили из редакции «Коммерсанта» и, к моему удивлению, вызвали на работу. Какая работа?! Оказалось, что главные редакторы, входящие в пул близких к Александру Яковлеву «что-то знали», поэтому организовали «Общую газету». «Общую газету» быстро напечатали, потому что типографии перевели деньги, а тонтон-макутов, могущих рассыпать тираж, у ГКЧП еще не было. Элементарно, Ватсон!
ГКЧП продержался еще один день. Фактически только до исторического вопроса Татьяны Малкиной на пресс-конференции: «Вы понимаете, что вы совершаете переворот?» Подразумевалась и вторая часть этого вопроса: и вы думали, что вам это сойдет с рук? А 21-го все закончилось.
Таким образом, если «август» чему-то нас научил, так это тому, что бояться не надо, «ужас катастрофы» может так же внезапно кончиться, как и начаться. В 1991 году тошнота от старых маразматиков с трясущимися руками (как у Янаева), которые тянули нас в прошлое была непреодолима.
Так что «августы» происходят не только по желанию хипстеров, когда элиты блокируют императивные перемены. А мирные они (могут быть и не мирными) - когда тошнота охватывает все слои общество. Ведь и Великая французская революция поначалу была точно таким же «августом» с постепенным разворачиванием в кровавое месиво при сопротивлении тирании. А началось все с нехватки хлеба, тошноты депутатов Национального собрания и «секций Парижа», которые не дали депутатам слить протест.
Комментарии
Отправить комментарий